Мама убиралась, а Дима ей мешал. Сам Дима так не думал, он просто чуть потрогал пальцем составленные друг на друга стулья. А то, что верхний вдруг упал – он сам!.. И швабра… Как только Дима её в руки взял, как тут же под неё подлезло глупое ведро! И так о швабру треснулось, и так перевернулось, что по полу сейчас же заструилась небольшая речка. Затем Дима сел на выглаженные и сложенные на кресле занавески, а мама ни с того, ни с сего вдруг сказала заглянувшему на шум папе, что: «Это не уборка, а непонятно, что!.. Что она за их с папой сыном не поспевает!» И не мог бы папа эту чью-то сверх активность на себя отвлечь. На что папа ответил, что он же сейчас всё устроит! И тут же увлёк Диму за собой, чтобы им вместе срочно на кухне о чём-то важном подумать.

Думать совсем не хотелось, хотелось бегать и прыгать. Да и думать-то Диме оказалось вовсе и не над чем! Конечно же, Дима маму любит! – ответил Дима на этот лёгкий папин вопрос, и уже хотел побежать! Но папа его удержал, и неожиданно напомнил про пролитое ведро. Оно ведь не само?.. Могло и не упасть? А мама в результате огорчилась.

Что Дима маму любит - папа и не сомневался. Но когда мама попросила не открывать мешочек пылесоса, и объяснила, что кроме пыли ничего в нём нет, ведь Дима не поверил, и залез?

Так любит Дима маму или только думает, что любит? – глядя поверх Диминой головы, непонятно кого спросил папа. И посоветовал Диме немного не попрыгать, а отдохнуть, пока мама там за ним подотрёт, пропылесосит, и посмотрит – может, с измятыми занавесками ещё можно что-нибудь сделать?

И это ещё папа не знал, как они с Вовкой поиграли вчера в трубочистов!..- хотел порадоваться за папу Дима, но порадоваться не получилось. Откуда-то из Диминой нутри где у него ничего не должно было быть кто-то беззвучным, но противным-препротивным голосом напомнил, как Дима с вечера не хотел чистить зубы, а мама терпеливо ждала его, чтобы уложить. Как Дима крутил будильник, и если бы не папины наручные часы, никто бы в доме так и не узнал, пора уже ложиться спать, или же ещё нет.

Стало так неприятно! Папа молча сидел напротив – больше рядом не было никого! -  а этот, изнутри, всё подсовывал и подсовывал! Как Дима ел снег! Как потом с больным горлом лежал  на диване, а мама, вместо того, чтобы поставить в угол, кормила Диму с ложечки малиновым вареньем. И как он на днях заигрался на улице до самого темна, а мама его искала.

Вспомнил даже, как Дима забыл в кармане сосульку, и маме пришлось потом его пальто сушить! И Дима, чтобы хоть как-то от этого непонятного освободиться, чтобы как-то всё это остановить, на всякий случай непонятно кому сказал: «Я больше не буду…» И даже из стороны в сторону помотал головой. Но это неизвестно что не отставало! Папа всё так же на Диму смотрел, а оно всё ковыряло, ковыряло! Напомнило, как Дима в луже вымочил ботинки и штаны! Как мама на это расстроилась, и как потом расстроенная эти его штаны стирала!

В носу вдруг защипало. - Стало вдруг хуже чем если бы вас поставили в угол! - И, крепко зажмурив глаза, чтобы не выкатились подступившие к глазам слезинки, Дима, уже в голос, закричал: - Я не буду!.. Не буду!..  Не буду!..- И то, внутри, немножечко подумало, подумало – и поверило! Вдруг замолчало и куда-то ускочило!

– Папа, что это? – ещё не веря и насторожённо озираясь, шёпотом спросил Дима!

- Что?..- переспросил папа. Положил на Димину голову руку, улыбнулся и сказал, что это проснулась Димина СОВЕСТЬ. До сей поры была маленькая, поэтому Дима её и не слышал. А теперь…

Да, она у всех: и у папы, и у мамы… Что это на самом деле, папа не знает. Знает только, что теперь она, вместе с Димой, будет в нём расти, расти…

Непонятно с кем Дима жить не хотел, он хотел только с папой и мамой! На что папа сказал, что он Диме сочувствует, но сделать уже ничего нельзя. И что жить теперь Диме будет, конечно же, не просто.

- А как?..- тут же спросил Дима!

- А так:  Захочешь обмануть кого-то, - и не можешь! Потому что – совесть… Не даёт! Или, допустим, что-то у кого-то слабого отнять: захочешь, а не сможешь. Пообещать – не сделать: можно? Можно! И нельзя.

Для чего она такая Диме нужна? А для того, чтобы в любое время дня и ночи и по любому вопросу Диме теперь всегда было с кем посоветоваться.

Честно или не честно, правильно или же – нет, что хорошо, а что плохо – совесть знает всё. И если что-то вдруг задумал, капельку подумай, и совесть тебе тут же всё подскажет. И сразу станет хорошо, и мама или папа скажут Диме – молодец. Так что, как с ней, пусть пока и маленькой, жить дальше Диме, подумать стоит уже сейчас.

И Дима подумал. Встал. Подвигал плечами, встал на цыпочки. - Ведь Дима же один, а жить они теперь в нём будут двое! - Прислушался. Но нигде ничего не мешало. Не тянуло. Как тугая резинка, не резало. – Совесть…- ещё раз повторил Дима новое слово и подумал, что раз – так… раз папа говорит, что без неё никак, то – ладно, то - пусть. И если его совесть не против, то Дима и она  друг с другом обязательно подружатся. Им даже так, наверное, и нужно. Вот только чуточку друг к другу попривыкнут… 

Александр Петербургский