О том, что закончилась зима, я и Саша узнали от папы. Мы ещё только со сна протирали глаза, а папа в комнату вошёл и сообщил.

Нет, он нисколечко не шутит! Да, ещё вчера зима считалась полноправной хозяйкой, но с сегодняшнего утра дела обстоят уже совершенно иначе! И пускай за окошком ещё  снег, но близится, близится  час, когда жители нашего села соберутся у магазина и скажут надоевшей зиме своё дружное и категорическое «нет».

 Обязательны песни, обязательны пляски! И, самое главное, что сегодня на площади обязательно должно произойти – это торжественное сжигание чучела из соломы.

- Вспомнил! – вскакивая с кровати, стукнул себя по лбу Саша, - вспомнил! Сегодня же проводы зимы! Праздник!

- Да, – подтвердил папа, - праздник. А почему? А потому, что сама зима без напоминания может задержаться и не уйти. И долг всех сознательных граждан, включая тех, кто до сих пор пролёживает на постели свои бока, зиме об этом напомнить. Что – пора. Что – всё. И что самое время уступить своё место весне.

А никто ничего  и не пролёживает, жечь соломенные чучела любят все! И я побежала одеваться, чтобы уже бежать!.. Но мама сказала, что чучело подождёт. Прежде в доме нужно навести хоть какой-то порядок, затем хорошенечко позавтракать, и только потом!.. И чтобы это «потом» наступило скорее, я так быстро оделась, умылась и заправила постель, что когда мама ещё только собиралась пригласить нас на завтрак, я уже сидела за столом. Раньше Саши съела положенное мне на тарелку. Первой сказала «спасибо». И когда папа и мама ещё только допивали свой чай, уже в пальто и валенках стояла у порога. 

Спешила я не зря. Музыка на площади уже вовсю играла! И тут мама сказала, бежать бегом она отказывается наотрез. Сказала, что кругом люди. И если они её, такую скачущую увидят, то что могут подумать? И пусть про меня они не скажут ничего, но про маму что-то несусветное подумают наверняка.

Но и пешком мы всё равно нисколечко не опоздали, люди всё ещё шли! Радостно хлопали друг друга по плечам дяденьки! Обмахиваясь платочками, смеялись тётеньки! Сталкивали друг друга с магазина воробьи! В пальто нараспашку бегали мальчишки!..  

А потому что солнце!.. И раз жарища, то я тоже!.. Варежки засунула в карман! Верхнюю пуговицу на пальто  расстегнула! И, чтобы он больше не лез на глаза, на самую-самую макушку сдвинула головной платок.

А народ всё подходил! Здоровались мы, здоровались с нами! Подбежал, сказал, что «он с мальчишками…» Саша! И уже когда некоторые принялись здороваться друг с другом по третьему разу, на середину круга вышла завклубом тётя Люба и громким голосом объявила: «Частушки!..»   

Все задвигались, заволновались! Ещё громче заиграл баян! И, тут же, к баянисту подскочила наша знакомая тётя Валя, и пропела, как один дядя Петя на своём тракторе чуть не наехал недавно на курицу и как та курица потом переживала.

Все дружно засмеялись, некоторые захлопали!  А в круг, наступая на неубранные ноги, уже пробирался этот самый дядя Петя и спел, как тётя Валя и сама!..  Однажды тёмным вечером испугалась заблудившегося телёнка, а потом бежала от него со всех своих ног.

- Я?!.- удивилась тётя Валя! И, чтобы выяснить, когда он это видел, а заодно и стукнуть его по шее, за дядей Петей погналась. Все снова засмеялись, и тут же стали занимать очередь, чтобы тоже про кого-нибудь что-то смешное пропеть.

Частушки – это взрослые дразнилки! Друг про друга дома посмешней насочиняют, а потом приходят и на празднике поют! Кто-то на частушки даже обижается и тут же начинает громко спорить! Но всем от этого становится только ещё смешнее, а в круг уже выходит кто-нибудь другой и поёт про что-то про своё! Про что он сочинил, и уже давно хотел всем спеть.  

…Дразниться взрослые готовы хоть весь день! Что-нибудь смешное вспомнят – и опять!.. Тётеньки поют про дяденек, дяденьки – про тётенек! Некоторые спели уже по два раза, а сами снова лезут в третий!

…Поют! Поют! Как будто собрались только за этим, а зиму провожать и жечь соломенное чучело им будет кто-нибудь другой. И неизвестно, сколько бы и мне, и остальным ребятам пришлось ещё их ждать! Но завклубом тётя Люба заметила вдруг, что весело тут уже не всем и, показав рукой в нашу сторону, сказала: - Товарищи взрослые! Имейте же совесть, народ ждёт!

А раз тётя Люба сказала, то и остальные взрослые тотчас повернулись к нам тоже! Непонятно чему, рассмеялись! А несколько дяденек, немедленно затрясли коробками, и тут же зажжёнными спичками принялись тыкать в положенную к подножию чучела солому.

Сизыми струйками заструился дымок!  Уворачиваясь от огня, затрещала солома – и всё вдруг так зажглось!

- Весна красна! - глядя на рвущееся вверх пламя, запела посерьёзневшая вдруг мама - Поскорее приходи, злую зиму изведи!  

- Злую зиму изведи, лето красное веди! – немедленно подхватили такую хорошую песенку стоявшие вокруг девочки, тётеньки, мальчишки! Подпевая про себя, в сторонке шевелил губами папа! Улыбались дяденьки! И было так хорошо! Чучело пылало! Кусками, зардевшись напоследок красным, взмывала вверх солома! Покружившись, сажей опадала вниз! Но, ни расходиться, ни прятаться от неё никто и не думал! «Вес-на!.. Крас-на!..» - как какие-то хулиганы уже не пели, а вовсю горланили мальчишки! - «Вес-на!.. Крас-на!..» - подпрыгивая, кричали девочки и я! И весна к нам наконец-то, может быть, откуда-то и вышла! Но когда я на секундочку обернулась, чтобы поискать её глазами, то вместо неё увидела, как на нас по дороге во весь опор уже мчится огромная чёрная лошадь!

- А вот кого ожгу!.. – размахивал плёткой и страшным голосом кричал с неё дядька в вывороченном тулупе: - А вот кого потопчу! - Влетели в круг, волчком завертелись и немедленно принялись выбирать, на кого бы первого им наступить. 

Все бросились кто куда! Одна маленькая девочка даже заплакала! А дядька по сапогу плёткой хлещет, а конь под ним пляшет, удила грызёт!     

Но потом, когда мы немножко их уже побоялись, оказалось – лошадь эта вовсе и не лошадь, а колхозный жеребец Воронок! В седле на нём в лохматой шубе - дядя Вася-конюх! А если это дядя Вася, то тогда чего!.. И спохватившиеся мальчишки тут же начали бросаться в них снежками, свистеть и изо всех сил делать вид, что они-то с самого начала не боялись ничего.  

- Ах, так?!.- обидевшись, что их так быстро узнали, загорячил Воронка дядя Вася: - Ах, так?!.- и уже направил, было, его на мальчишек! Но хитрюги, как один, улизнули на ледяную горку и швырялись снежками уже с неё!..

- Ух, я вас!..- закрутил плёткой дядя Вася, да как поводья потянет, а пятками по Воронковым бокам как даст! Воронок под ним сначала даже присел, а потом на «дыбки» как встанет! Передними копытами машет, подковами блестит! На задних шаг шагнул, да как скакнёт! И с сердитым-пресердитым дядей Васей на спине умчался обратно по дороге.

- Ура!..- кричала я, вылезая из-за маминой спины! – Ура! - кричали мальчишки! Снова заиграл баян!

И никто даже и не заметил, как с другой стороны к нам на дровнях подъехал дедушка Миша.  Сказал своей лошадке «Тпру-у!..!» И, оглядевшись, строго спросил, что это у нас тут посредине улицы за безобразие, да ещё и с баяном? Мы ответили, что вовсе тут не безобразие, а очень даже простые проводы зимы! Что с сегодняшнего дня у нас весна, что сегодня праздник! И – что мы только что одолели дядю Вася и Воронка.

- Ну, раз проводы, тогда можно, - согласился дедушка Миша. И, тут же, махнув за спину, предложил валиться в сани всем, кто по случаю праздника желает с ним прокатиться.

Прокатиться хотели все! Но сани были одни, а нас столько, что когда мы в них дружно завалились, голова моя нечаянно оказалась где-то внизу! А когда я её из-подо всех всё-таки вытащила, возле саней всё ещё бегал и никак не мог найти себе в них места один мальчик по имени Петя.

…Пробегал где-то, а теперь тоже хочет!.. Что некуда, будто не видит! А на головы наши сажать его тоже не собирался никто.

На него уже стала оборачиваться наша лошадь! Мальчишки пообещали, когда приедут, надавать Пете по шее, потому что свободными на санях оставались разве что только запятки! И Петя, недолго думая, на них вскочил! Вцепился в чей-то хлястик и наконец-то объявил, что сели теперь уже все.

- Вот и славно, вот и хорошо, - с передка саней отозвался дедушка Миша. Не спеша разобрал вожжи, посмотрел на лошадь, лошадь посмотрела на него, и мы тронулись! Оставляя пап, мам! Оставляя сгоревшее чучело, нашу ледяную горку! По самой уличной середине! Далеко и навсегда.  

Зарябили штакетинами заборы! Замелькали палисадники, столбы! Проскочили мимо чьи-то сваленные в кучу дрова, нагруженный сеном тракторный прицеп! Ковыряли у своих домов лопатками сугробы маленькие дети!

Из-за калиток, опираясь на палочки одетыми в варежки руками, тихонько улыбались солнышку и нам закутанные в шали бабушки. От ворот своего дома что-то лаял нам вслед толстый щенок! Проплыла  берёза с лавочкой под ней!

А дальше было уже всё. За высоченным снежным валом вдоль дороги исчезло, скрылось с глаз село. Пролетела одинокая ворона, прокричал из далёкой дали чей-то петух. Где-то были папа, мама, наш дом. А здесь – только поля, только дорога…  

И мы. Откуда-то свалилась тишина. Стало слышно, как скрипят под санями полозья, как иногда «хоркает» лошадь.

И колокольчик. Приделанный под дугой, лишь только мы чуть-чуть угомонились, он тут же взял и зазвенел.

Ни весело, ни грустно, а так… Как будто мы уже давно… Как будто в поле… А ещё ветер и ночь!..  И мы как будто заблудились, а навстречу уже идёт спасать нас трактор.

Вспомнились папа, мама, кукла Катя… Но только я на одну секундочку закрыла глаза, как с передка к нам повернулся дедушка Миша и сказал, что так дальше дело не пойдёт! Что у него здесь не спальный вагон, и если мы ему сейчас же не споём, то дальше он нас не повезёт. 

Какую песню хотел бы он услышать? А такую, какую разучивали в школе недавно ученики: про светлую эру, про синие ночи, про костры…

Такую песню знали все, и мы её немедленно спели! Спели про бойцов-будёновцев! Как они поскакали ночью на разведку, а на них напали! Про молодого моряка! Который хоть и моряком-то был всего лишь несколько дней, но – вот – сошёл на берег, и всё равно был молодец! А про то, как «на границе тучи ходят хмуро…» спели так, что если бы где-то тут за снегом скрывались злые волки, то они давно бы испугались и убежали.

- Вот это молодцы! – похвалил нас дедушка Миша, когда мы наконец-то замолчали: - Вот это понимаю! – И добавил, что теперь видит – катает он нас не зря.

- Но-о, залётная! – как паровоз, дымя «козьей ножкой», погоняет он лошадку: - Но-о!..

И непонятно!.. Лошадка что, к нам прилетела, как скворец? Или же её маленькую принесли аисты, а дядя Миша увидел? Несколько аистов вместе, маленькую лошадку поднять могли!

И почему папироса дедушки Миши называется «козья ножка»?..

Но ни про лошадку, ни про «козью ножку» додумать как следует я так и не успела. Мы только-только снова въехали на площадь, как нас тут же окружили соскучившиеся взрослые! Как будто мы приехали с Луны, как будто нас тут не было сто лет! «Ура!..» кричат, лошадь пугают! И лишь только когда дедушка Миша показал им свой кнут, отстали! И побежали хулиганить дальше: Кричать! Свистеть! И с нашей горки друг друга толкать.

Даже мама!.. Высыпала на папу снег, а когда он её почти уже догнал, спряталась за меня, а папе сказала, что она больше не играет! Папа сказал, что так не честно! Что если бы не я, он бы маму поймал! А мама показала папе язык! 

Я сказала, что ссориться не хорошо, а папа пожаловался, что мама начала первая! И что он всё равно её поймает! А мама ещё раз показала ему язык, снова стала взрослая, и я принялась ей рассказывать, про то, где мы были! Как на дороге нас обогнала машина, как за нами шли наши знакомые собаки и какие песни мы пели дедушке Мише.

 И не знает ли мама, жеребёнка аисты поднять могут? И про «козью ножку»… Почему она так называется? И не могла бы мама дедушку Мишу про всё это спросить?

Мама сказала, что обязательно спросит, а затем мы нашли папу, и мама перед ним извинилась. Папа маму сразу же простил! И Саша остался с мальчишками, а мы втроём пошли гулять в сторону нашего дома. Потому что дома нас ждал ещё праздничный обед, а потом ещё и телевизор…

Александр Петербургский